Двухэтажное здание из светлого песчаника, не уступавшее размерами особняку, было построено в конце XIX века как охотничья избушка. Чтобы пройти к нему, нужно было миновать кованые чугунные ворота. Просторную зеленую лужайку для игр окаймляли кусты шиповника. Площадка, предназначенная для детей поменьше, была обнесена изгородью. Именно здесь Эрни часто играл со своими игрушечными лошадками. Но сегодня площадка пустовала; детей еще не отпустили.
— Не смею вас задерживать, — сказала Ингрид, прозрачно намекая, что ему пора уходить.
Когда Ральф и Ингрид добрались до школы, она поняла: надеяться, что он уйдет, — такая же иллюзия, как попытка отрицать его мощное влияние.
Ральф прислонился к каменному столбу.
— Я не тороплюсь. Мне памятно это место.
— Вы учились здесь?
Он кивнул.
— До семи лет. Но из-за суматохи, связанной с исчезновением отца, пропустил почти целый год. После переезда в Трир мне наняли репетиторов. Потом я закончил тамошнюю школу и университет. Учили там хорошо, но я всегда тосковал по атмосфере, царившей в школе замка.
Ингрид тоже так думала. Ей повезло, что Эрни приняли в такую чудесную школу. Школа была одной из главных причин, заставивших ее принять должность в замке. Знал ли об этом Ральф, когда грозил уволить ее с работы?
Ее окатила новая волна гнева. Шантажист! И ее реакция на него тут вовсе ни при чем.
— Думаю, у вас есть дела поважнее, — резко сказала она.
— Да, конечно, но они могут подождать. Я хочу познакомиться с вашим сыном.
В ее мозгу прозвучал сигнал тревоги. Ингрид отчаянно не хотела знакомить его с Эрни. Ральф не догадывается, что он имеет отношение к этому ребенку. Даже если Ральф помнит письмо Урсулы, это вовсе не означает, что он как-то связывает Урсулу с Ингрид. Шлезингер — фамилия не такая уж редкая. Ральф знает, что Эрни — сын Ингрид. Пока он будет так считать, им с мальчиком ничто не грозит.
И все же на душе у нее было неспокойно.
Другие родители, пришедшие за детьми, тепло здоровались с ней, но не подходили из уважения к ее спутнику. Ингрид видела устремленные на Ральфа взгляды и слышала шепоток. От нее не укрылось, что женщины начали инстинктивно поправлять волосы и приглаживать платья.
Она пыталась побороть чувство гордости, но это было трудно: слишком сильное впечатление произвел Ральф на других матерей. Ничего хорошего в положении матери-одиночки нет. Иногда Ингрид мечтала о более завидном семейном положении — если не для себя, то для Эрни. В присутствии Ральфа эти мечты пробудились вновь, что было совсем некстати.
Барон фон Бамберг никогда не будет твоим, твердо сказала она себе. Работать с ним тебе придется, но если ты будешь видеть в нем не только своего временного начальника, но нечто большее, это кончится катастрофой.
Дверь школы распахнулась, и наружу высыпала группа шестилеток во главе с учительницей. Рядом с Эрни шел его лучший друг Густав — рыжее несчастье, — отец которого был главным агрономом замка.
При виде Ингрид личико Эрни засияло. Ощутив прилив ответной любви, она еле удержалась от желания броситься навстречу мальчику и подхватить его на руки. Но Эрни считал себя большим и не сказал бы ей спасибо за телячьи нежности на глазах у школьных друзей.
Увидев на лице Ингрид материнскую любовь и гордость, Ральф ощутил укол зависти. Когда он сам учился в этой школе, его забирала няня; до исчезновения отца мать в школе не появлялась, поэтому каждый ее приход неизменно напоминал Ральфу о трагедии. Он ощущал тревогу и переставал волноваться лишь тогда, когда выяснялось, что все в порядке.
Похоже, у сына Ингрид таких проблем нет. Судя по тому, как понеслись к ним рыжий мальчишка и его темноволосый приятель, ребенку не терпелось увидеть мать.
Затем рыжий мальчуган отделился, подбежал к мужчине в форме служащего замка и сунул ему под нос бумажного змея.
— Папа, папа! Посмотри, что я сделал!
Темноволосый подошел к Ингрид и протянул ей предмет из яркой цветной бумаги.
— Я тоже сделал змея. Сегодня мы запускали их в саду. Мой летал лучше.
— Не сомневаюсь, милый. — Ингрид наклонилась и обняла мальчика; ее глаза сияли.
Ральф следил за ними, нахмурив брови. Он посмотрел на рыжего мальчишку, весело болтавшего с отцом, а потом перевел взгляд на довольно улыбавшуюся Ингрид. Сын не унаследовал ее яркой окраски, но сомневаться не приходилось: родственное сходство у них имеется.
Он поборол улыбку, увидев, что Эрни вырывается из объятий матери. Мальчик в том возрасте, когда материнских ласк начинают стесняться. Я сам был таким же, подумал Ральф. Ингрид лукаво улыбнулась, отпустила его и поднялась.
Казалось, только сейчас она вспомнила о присутствии Ральфа. Она покраснела и защитным Жестом взяла мальчика за руку. Ральфу это не понравилось. Пусть сначала они с Ингрид не слишком поладили, но он сделал все, чтобы загладить неловкость. Так в чем же дело?
— Эрни, поздоровайся с бароном Бамбергом. Ральф, это Эрни, — сказала она.
Ральфу показалось, что она предпочла бы не знакомить их друг с другом.
— Здравствуйте, барон Бамберг, — послушно повторил Эрни. Дети, учившиеся в этой школе, знали, как следует вести себя с членами правящей семьи.
— Здравствуй, сынок, — ответил Ральф, наклонился и заглянул в огромные светлые глаза, показавшиеся ему странно знакомыми. Возможно, потому, что Эрни был похож на него маленького. Те же пышные темные волосы, падающие на глаза… В детстве Ральфу пришлось то и дело откидывать их. Когда пятилетнего мальчика должны были представить монарху, пришедшей в отчаяние няне пришлось воспользоваться своим лаком для волос. Вспомнив об этом, Ральф невольно вздрогнул.