Но тогда какого черта он здесь делает? Торчит около ее дома, как влюбленный подросток. Ей не нужна газетная шумиха, а ему не нужны сложности.
— Ральф, что вы здесь делаете?
При виде Ингрид у него гулко забилось сердце. Она была намного ярче, чем ему казалось.
— Что вы сделали со своими волосами? — спросил он.
— Слегка осветлила, — ответила Ингрид, тревожно прикоснувшись к своим локонам.
Ральфу отчаянно захотелось запустить пальцы в эти сияющие пряди.
— Вы потрясающе выглядите.
Она покраснела.
— Спасибо. Вы чего-то хотели?
Да, подумал он. Но вслух сказал:
— Я работал, и у меня возникла пара вопросов.
— А до понедельника подождать нельзя?
Не следовало приходить сюда. Она не хочет его видеть. Ингрид нагружена сумками и свертками. Наверное, собирается готовить угощение для свидания, которое должно вот-вот начаться. Ральф дал волю своему воображению, но направление собственных мыслей ему не понравилось.
— Вы правы, — согласился он, сошел с крыльца и вздрогнул, когда их руки случайно соприкоснулись. — Тогда до понедельника. Увидимся в офисе.
— Ральф — внезапно сказала Ингрид, заставив его остановиться. — Может быть, зайдете?
…Он следил за Ингрид, двигавшейся по кухне с легкостью и фацией балетной танцовщицы. Он показала на две табуретки у барной стойки.
— Садитесь. Кофе или чаю?
Отказаться, потом придумать вопрос, на который она сможет ответить, а затем уйти! — приказал он себе. Но ноги не слушались. Привыкший быть хозяином в любой ситуации, Ральф дрожал при мысли о том, как легко она взяла над ним верх. Слава Богу, что сама Ингрид пока об этом не догадывается.
— Спасибо. Кофе, пожалуйста.
Она открыла буфет.
— Какой вы предпочитаете?
— Черный, с одним куском сахара. Такой же, как и вы.
Ингрид нахмурилась.
— Откуда вы знаете, какой кофе я предпочитаю? — В офисе обычно кофе варил кто-то из служащих.
Ральф уперся одной ногой в пол, а другой обвил ножку табурета. Он вспомнил, как в первый раз варил для нее кофе, вспомнил, как нес чашку Спящей Красавице, которую разбудил традиционным сказочным способом… Это воспоминание вызвало у него приступ болезненного желания, побороть который оказалось нелегко.
— Благодаря новым туфлям.
Ингрид нахмурилась еще сильнее. Ральф напомнил ей про день, когда она сделала глупость, надев на работу новые туфли, после чего едва приплелась домой. Потом уснула в кресле и увидела во сне, что Ральф поцеловал ее.
— Ах вот вы о чем, — деланно непринужденным тоном сказала она.
— Вы все еще носите их?
— Нет. Тогда я надела их в первый и последний раз. Слишком неудобные. — Не столько туфли, сколько воспоминания о нашей первой встрече, подумала она. Тогда на Ральфе был безукоризненно сшитый деловой костюм. Но сейчас, в потертых джинсах и клетчатой рубашке, он выглядел еще лучше. Пригласить его к себе, повинуясь порыву, означает играть с огнем. Это может помешать им поддерживать сугубо деловые отношения, а ничего другого я не хочу, верно?
Он ждал ее на крыльце и выглядел потерявшимся ребенком. Прядь волос, падавшая на его лоб, напомнила ей Эрни, и Ральф бессовестно воспользовался вспыхнувшим в ней материнским инстинктом.
Опять свистящий рак? — спросила бы ее Кири. Ладно, так и быть. Чувство, которое вспыхнуло в Ингрид, когда она увидела Ральфа у своих дверей, не имело никакого отношения к материнскому. Правда, это не означает, что она имела право ему уступать. Неужели опыт сестры ничему ее не научил?
Она принялась варить кофе, радуясь возможности отвлечься и привести мысли в порядок. Они выпьют кофе, обсудят проблему, которая привела к ней Ральфа, а потом он уйдет.
Ингрид взяла свою чашку.
— Думаю, в гостиной нам будет удобнее.
Ральф рассматривал прикрепленные к холодильнику рисунки Эрни и думал, что они придают кухне уют.
— Знаете, мне удобнее здесь.
Но Ингрид удобно не было. Сидеть с Ральфом за одной стойкой — одно, а сталкиваться с ним бедрами — совсем другое. Поговорка «в тесноте да не в обиде» тут не годится. Поэтому она осталась стоять, сделала глоток кофе и поморщилась, когда горячая жидкость обожгла ей язык.
— Вы хотели меня видеть? Что случилось?
Ральф покосился на стоявшую рядом пустую табуретку с таким видом, будто читал ее мысли.
— Я мог бы что-нибудь придумать, но… Честно говоря, мне не давали работать мысли о вас.
Если он и играет роль, то очень убедительно, подумала Ингрид, отставив чашку со слишком горячим кофе. Обожженный язык саднило. Впрочем, и душу тоже.
— Но вчера вам это прекрасно удавалось. Вы едва заметили, что я ушла.
Ральф тоже поставил чашку и посмотрел ей в глаза. Эффект был потрясающий.
— Я тоже пытался убедить себя в этом. Но, увы, слышал каждый звук — от шороха юбки, когда вы ходили по кабинету, до шелеста щетки о волосы, которые вы причесывали перед уходом. Вы знаете про свою привычку удовлетворенно вздыхать перед тем, как закрыть дверь кабинета?
Краска залила шею Ингрид и поползла на щеки.
— Вы очень наблюдательны, — слегка дрогнувшим голосом сказала она.
— Ингрид, я замечаю все, что имеет отношение к вам. Даже то, чего не хочу замечать. Например, то, как вы хмуритесь и отворачиваетесь, когда я пытаюсь затронуть самые невинные темы личного характера.
Как сейчас, подумала она, пытаясь придать лицу бесстрастное выражение.
— У нас с вами не те отношения. — Он поцеловал ее, она ответила, вот и все.
— Пока, — спокойно сказал Ральф.