Верный расчёт - Страница 17

— Когда я был маленьким и жил в замке, то кормил оленей с руки, — сказал Ральф. — Дедушка говорил, что о них нужно заботиться, потому что олени являются эмблемой Герольштейна. Они были моими друзьями. Я всем говорил, что, когда вырасту, буду работать в заповеднике.

Ингрид не сомневалась, что он действительно хочет сохранить уникальных лунных оленей, которые водятся только на Герольштейнских островах. Должно быть, Ральф не меньше ее радовался, что на них не охотятся уже больше ста лет.

— А потом увлеклись стипль-чезом.

Ральф лукаво улыбнулся.

— Вы должны признать, что стипль-чез куда привлекательнее работы в заповеднике.

— Да. Для мальчика-подростка.

Он тяжело вздохнул.

— Но не для женщины, которая считает идею проведения Тур д'Оберхоф вандализмом.

— Я этого не говорила.

— Но подумали.

Ингрид поняла, что ее выдает выражение лица.

— Я думаю, что такой обстановке больше подошла бы средневековая ярмарка.

— А ваша ярмарка принесет доход фонду Оберхоф?

— Зачем все сводить к деньгам?

— Затем что, нравится вам это или нет, мир стоит на деньгах. Именно поэтому нужны такие организации, как благотворительные фонды.

— Вы правы, — уступила она. — Я сделаю все, чтобы этот план оказался успешным ради фонда. — Это не значит, что ей нравится Ральф и что между ними могут быть какие-либо отношения, кроме деловых, но спорить с ним бесполезно. Ничто на свете не может заставить Ральфа передумать.

Он остановил машину на тенистой поляне, положил руку на руль, повернулся и пристально посмотрел на Ингрид.

— Вот тебе и раз. Чудеса продолжаются. А я уже начал было думать, что вы будете отчаянно спорить со мной из-за каждой мелочи.

Кажется, он разочарован, невольно подумала сбитая с толку Ингрид.

— Князь Эрих ясно сказал, чего он хочет. У меня не то положение, чтобы спорить с вами обоими.

Смуглые пальцы Ральфа легонько поглаживали ее обнаженное предплечье.

— Это единственная причина, которая заставляет вас помогать мне?

У Ингрид бешено забилось сердце. Она хотела отстраниться, но деваться было некуда. А Ральф и не подозревал, что касается ее. Возможно, он делает это чисто инстинктивно. Ингрид тоже хотелось не обращать на это внимания, но его еле заметная ласка вызвала у нее вихрь эмоций.

— А какая же еще? — с трудом пролепетала она.

Ральф приподнял бровь и сказал:

— Я ждал, что вы сами это скажете.

Внезапно воздух сгустился, и она с трудом протолкнула его в легкие.

— Мне нечего сказать.

Он легко провел пальцем по ее щеке, заставив затрепетать.

— Нет? Тогда почему с той самой минуты, как я присоединился к экскурсии, вы смотрите на меня так, словно я сам дьявол?

Несколько минут назад Ингрид радовалась царившей в лесу тишине. Но теперь обстановка коренным образом изменилась и ей захотелось оказаться посреди шумной толпы.

— Это вам только кажется, — упрямо возразила она.

Ральф взял ее руку, поднес к своей груди, и Ингрид ощутила ровное биение его сердца под тонкой трикотажной рубашкой. Он что, снова собирается поцеловать ее руку? Нет, он просто приложил к ее запястью два пальца.

— Тогда почему ваше сердце колотится как у пойманной птички?

Отпираться было бессмысленно. Ингрид отвернулась, продолжая ощущать жар его прикосновения. Во рту пересохло, и она с трудом выдавила:

— Нам не пора вернуться в офис?

— Велосипедисты поедут по этой дороге только через два месяца. В данный момент меня больше интересует, что вы обо мне знаете или думаете, что знаете.

Ингрид попыталась говорить спокойно.

— Я знаю вашу биографию. Так же, как биографии всех членов августейшей династии, имеющих отношение к замку Оберхоф. Это моя работа.

— И вы невзлюбили меня только на основании этих скупых фактов? Ингрид, этого я от вас не ожидал.

Она бросила на него гневный взгляд.

— Вы тоже не знаете меня. Во всяком случае, недостаточно, чтобы судить.

Он прижал костяшки пальцев Ингрид к своему чуть шершавому подбородку, и по ее коже сразу побежали мурашки.

— Я знаю, что вы красивая и умная женщина, страстно любящая свою работу и своего сына. Вы и представить себе не можете, как это на меня действует.

Физические ощущения были такими сильными, что Ингрид плохо соображала. Она решила разыграть досаду.

— Сейчас вы скажете, что я особенно красива, когда сержусь. — Сколько женщин кроме Урсулы клюнули на эти банальности?

— Не скажу, потому что вы не сердитесь. Просто делаете вид. Я чувствую, что вы испытываете ко мне то же, что и я к вам. Но почему-то сопротивляетесь. Я хочу знать причину.

Ингрид откинула голову. Теперь ее действительно переполнял гнев, но не на него, а на себя. Неужели он видит ее насквозь? Она же собиралась быть холодной и неприступной, чтобы выбить оружие из его рук.

— Вы очень высокого о себе мнения, — бросила она.

Но Ральф и ухом не повел.

— Когда все называют тебя «ваша светлость» и с момента твоего рождения стоят перед тобой навытяжку, трудно не быть о себе высокого мнения.

— Я имела в виду не ваше происхождение, а… — Ингрид поняла, что едва не проговорилась, и прикусила язык.

— Да? — негромко, но грозно спросил он. — Что именно? Продолжайте.

— Сегодня такой чудесный день… Ни к чему тратить время на бессмысленные споры, — дерзко сказала она. Черт с ним, пусть думает что хочет.

— Вы правы, — немало удивив ее, согласился Ральф. — Действительно, ни к чему.

Не успела Ингрид ахнуть, как Ральф обнял ее за плечи и притянул к себе, прижав ее свободную руку к своей груди. Ингрид заметила, что теперь его пульс бился тоже далеко не ровно. Казалось, время остановилось.